Жанна позвонила и попросила встретиться с ней и её семнадцатилетней дочерью. Она успела рассказать, что инициатор встречи с психологом — её дочь, и ей нужна помощь. В подобных случаях я предлагаю, чтобы на встречу пришли и мама, и дочь. Жанна сказала, что и планировала на первой встрече быть вместе с дочерью, а затем как получится.
На встречу пришли две очень похожие маленькие женщины: красивые и в очень хорошей форме. Мы устроились на стульях, дочь Жанны представилась Викторией, и разговор начался. Жанна рассказала, что её беспокоит агрессия Вики по отношению к ней, отсутствие тёплых отношений с дочерью и нежелание общаться. Вика молчала. Жанна выжидательно смотрела на дочь. Вика ничего не говорила, и тогда Жанна добавила, что её беспокоят странные диеты дочери. Мы обе смотрели на Вику, и она жестами нам дала понять, что не хочет говорить в присутствии мамы. На всякий случай я переспросила Вику, правильно ли я её поняла, и она хочет, чтобы мама оставила нас наедине? Вика кивнула, и я попросила Жанну погулять в ближайшем торговом центре, пока мы будем разговаривать.
Когда Жанна ушла, Вике не пришлось долго раскачиваться для того, чтобы начать говорить. Она сказала, что отношения с мамой уже довольно давно стали прохладными и Вика в ближайшем будущем планирует съехать от родителей. Вика рассказала, что воспитание было авторитарным, что родители ей не давали самостоятельно выбрать род занятий для свободного времяпрепровождения, и контроль за учебной деятельностью был настолько силён, что напрочь отбил все желания учиться, несмотря на хорошие оценочные результаты. В какой-то момент Вика смогла вырваться из под контроля и доставить родителям немало хлопот. Я попросила Вику рассказать более подробно, но она сказала, что причина нашей встречи не в этом, и сообщила лишь то, что она много чего попробовала и узнала в этой жизни.
На сегодняшний день Вика заканчивает гимназию и параллельно работает в магазине одежды. Она не плохо научилась себя содержать и по окончании гимназии не планирует поступать в вуз. Я позитивно подкрепила Вику в том, что она и учится, и работает. Я и правда считаю молодых людей, которые успевают и учиться, и параллельно работать просто героями. Это реально тяжело. Но не поддержала её в отказе от продолжения образования, тем более, что Вика мне показалась очень эрудированной дамой с глубокими философскими мыслями. Я озвучила свои мысли, а Вика улыбаясь и пожимая плечами, сказала, что может позже.
Время летело быстро, и наша встреча подходила к концу. Я спросила, смогла ли Вика рассказать то, с чем пришла? Говорили ли мы о том важном, что она хотела открыть? Вика отрицательно качала головой. Она сказала, что тема очень больная и открыться довольно таки тяжело, несмотря на то, что она самостоятельно стала инициатором нашей встречи. Мы договорились о следующей встрече через неделю.
В следующий раз мы пробежались по важным моментам предыдущей встречи, и возникла пауза. Я спросила Вику, о чём будем говорить, и она засомневалась. Она стала рассказывать мне какие-то истории не имеющие отношения к нашей теме. Я в свою очередь заметила Вике, что как и в прошлый раз она пытается убежать от цели нашей встречи, и она прослезившись стала кивать. Вика молчала. Я попробовала задать ей несколько открытых наводящих вопросов, но у меня ничего из этого не вышло. Я тоже стала молчать. Некоторое время мы просто смотрели друг на друга, и Вика не выдержала. Она попросила меня не молчать, на что я заметила ей, что это она инициировала нашу встречу. Я усилила влияние, упомянув о финансовой стороне наших встреч. Вика улыбалась, оценивая и понимая нелепость ситуации. Она стала говорить, что возможно не готова к признанию, что это очень болезненно и невероятно трудно, что она понимает всю комичность ситуации, но пока не может рассказать. Что о её проблеме знает только один человек — её подруга. В свою очередь, я заметила, что очень хочу ей помочь, но никак не смогу это сделать без какой-либо информации. Честно признаться, я чувствовала, что Виктория мною манипулирует, вынуждая меня вытягивать из неё суть проблемы, но отдавала себе отчёт в том, что могу ошибаться и мои чувства — они мои и только. Я рассказала об этих чувствах Виктории и увидела мокрые глаза… Думаю моя честность оказалась заразительной, и Виктория медленно начала «открывать двери».
Она стала говорить о неприятии своего тела, о недовольстве собой, о низкой самооценке и о борьбе с весом. Повторюсь, что Вика была в очень хорошей форме. Я рассказала, что много лет назад тоже сидела на диете и похудела на двадцать килограмм. Я в подробностях рассказывала о том как это было, когда и почему, но видела, что моя история совершенно не интересна Вике. Выслушав меня, она сказала, что занимается более серьёзными методами похудения. И снова молчала… Виктория вела какую-то свою игру. Или борьбу. Со мной ли, с собой ли? Я снова заметила, что хотела бы помочь, но не могу соперничать с ней, хотя и очень люблю разгадывать загадки и головоломки, даже за пределами своей рабочей деятельности. Вика рассказала, что она очень озабочена массой своего тела и любое переедание заканчивает искусственным очищением желудка. У меня сошлось! Булимия?? Я поняла на что пытается навести меня Вика, но не открывалась. Я целенаправленно награждала её опытом: вынуждала её проговаривать больные темы с целью того, чтобы она самостоятельно могла заявлять и говорить об этом. На вопрос каким способом она очищает желудок, Виктория ответила, что самым простым: два пальца в рот.
Через неделю мы бегло проговорили важные моменты нашей предыдущей встречи. Я поинтересовалась, как Вика чувствовала себя после того, как вскрыла больную и тревожную тему. На что она пожимая плечами ответила, что всё в норме. Мы долго разговаривали о течении болезни: когда заметила в первый раз, с какими промежутками возникают симптомы, и что вызывает приступы голода… Виктория рассказывала свою историю, а я всё больше соглашалась с тем, что мы говорим именно о симптомах булимии.
Затем я аккуратно подчеркнула, что булимия — болезнь, и что абсолютно всем людям свойственно иногда болеть. В зависимости от организма, мы болеем теми либо иными болезнями. У кого-то предрасположенность к ангине, а кто-то ни разу не болел ею. Виктория не понимала, к чему я стараюсь подвести её, и я продолжила. Я повторила, что булимия — болезнь, и кто-то к ней предрасположен, а кто-то даже и не слышал об этом расстройстве. И что наравне с ангиной, переломом ноги, ожогом, гипертонией либо бронхитом, булимия — болезнь. Я заметила, что если кто-либо заболевает, то не старается это скрывать, а даже наоборот в ожидании поддержки и помощи заявляет о своём недуге.
Думаю, что Виктория услышала мою мысль. На всякий случай я всё же проверила её, спросив о цели, которую я могла преследовать, рассказывая о своём отношение к болезням. Вика ответила, что хотела бы относиться к своей болезни проще… В свою очередь я подчеркнула, что подводила её именно к самостоятельному принятию своей болезни. Затем я сказала Вике, что хотела бы, чтобы она рассказала о своей болезни маме. Виктория молчала, затем поинтересовалась зачем? Я объяснила, что если мама будет осведомлена, то у неё есть возможность взглянуть на отношения с дочерью совершенно под другим углом, и, конечно, у неё появится возможность помочь дочери. И этот шанс надо бы дать как маме, так и самой Виктории. Да и одна голова хороша, а две… Виктория сказала, что уже точно не сегодня, но она подумает об этом.
Идея взята из личной консультативной практики.
Все герои вымышлены.
Автор: Алеся Лисецкая (психолог-консультант, Таллин)