Пройдите мимо нас и простите нам наше счастье!
Другой никогда не может узнать, до какой степени я страдаю, потому что он другой, а не я.
Трус тот, кто боится и бежит; а кто боится и не бежит, тот еще не трус.
Но влюбиться не значит любить. Влюбиться можно и ненавидя.
Человек несчастлив потому, что не знает, что он счастлив; только потому. Это все, все! Кто узнает, тотчас сейчас станет счастлив, сию минуту.
Ведь надобно же, чтобы всякому человеку хоть куда-нибудь можно было пойти. Ибо бывает такое время, когда непременно надо хоть куда-нибудь да пойти!
Ко всему-то подлец человек привыкает!
В самом деле, выражаются иногда про «зверскую» жестокость человека, но это страшно несправедливо и обидно для зверей: зверь никогда не может быть так жесток, как человек, так артистически, так художественно жесток.
Ребенку все можно говорить, — все <…>
От детей ничего нельзя утаивать, под предлогом, что они маленькие и что им рано знать.
<…>
Большие не знают, что ребенок даже в самом трудном деле может дать чрезвычайно важный совет. О боже! когда на вас глядит эта хорошенькая птичка, доверчиво и счастливо, вам ведь стыдно ее обмануть!
Делай неустанно. Если вспомнишь в ночи, отходя ко сну: » Я не исполнил,что надо было», то немедленно встань и исполни.
Молчать — большой талант.
…в женском характере есть такая черта, что если, например, женщина в чем виновата, то скорей она согласится потом, впоследствии, загладить свою вину тысячью ласк, чем в настоящую минуту, во время самой очевидной улики в проступке, сознаться в нем и попросить прощения.
Во всякой гениальной или новой человеческой мысли, или просто даже во всякой серьезной человеческой мысли, зарождающейся в чьей-нибудь голове, всегда остается нечто такое, чего никак нельзя передать другим людям, хотя бы вы исписали целые томы и растолковывали вашу мысль тридцать пять лет; всегда останется нечто, что ни за что не захочет выйти из-под вашего черепа и останется при вас навеки.
Главное, самому себе не лгите. Лгущий самому себе и собственную ложь слушающий до того доходит, что уж никакой правды ни в себе, ни кругом не различает, а стало быть, входит в неуважение к себе и к другим. Не уважая же никого, перестает любить, а чтобы не имея любви, занять себя и развлечь, предается страстям и грубым сладостям и доходит совсем до скотства в пороках своих…
Вы краснеете, это черта прекрасного сердца.
Потеряв цель и надежду, человек с тоски обращается нередко в чудовище.
Настоящая правда всегда неправдоподобна, знаете ли вы это? Чтобы сделать правду правдоподобнее, нужно непременно подмешать к ней лжи.
Муки и слезы — ведь это тоже жизнь.
Я перечел теперь то, что сейчас написал, и вижу, что я гораздо умнее написанного. Как это так выходит, что у человека умного высказанное им гораздо глупее того, что в нем остается?
Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что по смеху можно узнать человека, и если вам с первой встречи приятен смех кого-нибудь из совершенно незнакомых людей, то смело говорите, что это человек хороший.
Нужно быть действительно великим человеком, чтобы суметь устоять даже против здравого смысла.
Поняли бы люди, что нет счастья в бездействии, что погаснет мысль не трудящаяся, что нельзя любить своего ближнего, не жертвуя ему от труда своего, что гнусно жить на даровщинку и что счастье не в счастье, а лишь в его достижении.
Любопытно, чего люди больше всего боятся? Нового шага, нового собственного слова они больше всего боятся…
Дурак, сознавшийся, что он дурак, есть уже не дурак!
Вранье есть единственная человеческая привилегия перед всеми организмами.
От истерики, впрочем, никогда и никто не умирал. Да и пусть истерика, Бог женщине послал истерику любя.
Можно ли любить всех, всех людей, всех своих ближних? Конечно: нет, и даже неестественно. В отвлеченной любви к человечеству любишь почти всегда одного себя.