Я вспоминаю свое школьное время: 40-е годы прошлого века. Белокожие девочки втирали в волосы какие-то химические вещества, а потом нагревали, чтобы получились кудри. Темнокожие девочки втирали в волосы другие химические вещества и нагревали, чтобы их распрямить. Большинство девочек не могли позволить себе эту дорогостоящую услугу в парикмахерской и поэтому чувствовали себя жалкими, ведь они выпадали из нормы, нормы красоты.
У красоты всегда есть правила. Это игра. Меня возмущает, когда я вижу, как на игре в красоту зарабатывают состояния – и компании не волнует, сколько вреда они причиняют другим, как ранят нашу самооценку. Во мне вскипает гнев, когда я вижу, как люди голодают, уродуют, отравляют себя, не в силах выполнить невыполнимое. Что касается меня, я нашла способ свести игру в красоту к минимуму – разве что новая помада или хорошенькая шелковая юбка заставляют меня чувствовать себя счастливой.
Одно правило игры неизменно, в каком бы времени и месте мы ни находились: красивы всегда молодые. Идеал красоты – юность. Таков закон жизни: юные красивы, все и каждый в отдельности. Чем старше я становлюсь, тем яснее это вижу и наслаждаюсь этим зрелищем.
И все же, когда я смотрю на мужчин и женщин моего возраста и старше – на их лысины, изменившиеся из-за артрита пальцы, старческие пятна и вздувшиеся вены, – признаки старости не влияют на то, что я думаю о них. Некоторых своих друзей старшего возраста я считаю очень красивыми, других нет. Красота пожилых людей не зависит от гормонов, как это происходит в молодости. Их красота – глубинная, она идет от костей. Она связана с тем, что человек представляет собой как личность. Красота – свет, который проникает наружу через искривленные возрастом лица и тела.
Я знаю, что больше всего страшит меня, когда я смотрю в зеркало и вижу в нем пожилую женщину без талии. Дело не в ушедшей красоте – я никогда не была настолько привлекательна, чтобы рвать на себе волосы из-за ее потери. Дело в том, что эта женщина в зеркале мне незнакома. Она не я – точнее, не та, кем я, по моим представлениям, являюсь.
Жить в теле ребенка очень легко. Другое дело, когда мы становимся взрослыми. Наше тело меняется, и изменения даются тяжело. Происходит кардинальная перемена, поэтому неудивительно, что многие подростки теряют чувство себя, не знают, кто они такие. Они смотрят в зеркало и спрашивают – это я? Кто я?
А потом мы снова проходим через это, когда нам исполняется шестьдесят или семьдесят.
Ясно, что то, как я выгляжу, составляет часть моей личности и наоборот. Мне важно знать, где я начинаюсь и где заканчиваюсь, какого я размера и что мне не подходит. Я не просто живу в данном теле, я и есть это тело. С талией или без нее.
И все-таки что-то во мне не меняется, остается прежним, несмотря на все невероятные, тревожные, приносящие разочарования изменения, которые переживает мое тело. В нем – личность, нечто большее, чем внешность, и чтобы найти ее и узнать, какая она, мне нужно смотреть в глубину. Не только пространства, но и времени.
Есть идеальная красота юности и здоровья, которая никогда по-настоящему не меняется и не фальшивит. Есть идеальная красота кинозвезд, моделей в рекламе – игра в красоту, которая постоянно меняет свои правила и несет в себе лишь частичку реальности. И есть идеальная красота, которую гораздо тяжелее определить или осознать, потому что она происходит не только в теле, но там, где тело встречается с духом, и они взаимно определяют друг друга.
Моя мать умерла в 83 года, от рака, ей было очень больно. Селезенка увеличилась до такой степени, что тело совершенно деформировалось. Его ли я мысленно вижу, когда думаю о маме? Иногда. Я бы хотела, чтобы это было не так. Образ правдивый, так было в реальности, и все-таки он расплывается, закрывает собой, как облаком, более правдивые кадры из памяти. Он – всего лишь одно воспоминание из пятидесяти лет воспоминаний о моей матери. Последнее во времени. Под ним, за ним – более глубокий, сложный, все время меняющийся образ, созданный из моего воображения, услышанных когда-то рассказов, фотографий, воспоминаний. Я вижу маленькую рыжеволосую девочку в горах Колорадо, хрупкую девушку-студентку с печальным выражением лица, молодую мать с доброй улыбкой, блестящую интеллектуалку, несравненную кокетку, известного художника, замечательную кулинарку – я вижу маму танцующей, убирающей квартиру, за письменным столом, заливающуюся смехом. Вижу бирюзовые браслеты на ее тонкой, в россыпи веснушек, руке. Одно мгновение я вижу все это целиком, я смотрю на то, что не может отразить ни одно зеркало, – прекрасный дух, вспыхивающий светом, через года.
Должно быть, именно так видят мир и отображают его в своих картинах художники. Вот почему, наверное, у нас мурашки по коже, когда мы смотрим на усталые пожилые лица на портретах Рембрандта – они показывают нам не поверхностную красоту на уровне кожи, а ведут глубже, в красоту самой жизни».